«Ты сам-то разве склонен юдофоба уважать?» – спрашивал рабочий-машинист Нил интеллигента Петра в пьесе Горького «Мещане», написанной в 1901 году. Реалист Горький не припудривал ситуацию — он на своем опыте знал, что национализм в народах России не был в почете. Прошел век, и вопрос стал едва ли не более актуальным.
Националистам не подавали руки — сегодня они гости наших плюралистичных эфирных каналов, у них есть свои газеты и журналы. Хотя за этот век мир уже хорошо узнал цену, которую человечество платит за национализм. Любого цвета кожи и волос — «черный», «белый» или «желтый», исламский, православный или иудейский. Национализм — это когда кто-то вдруг решает, что человек иной веры, истории или образа жизни не имеет права благоденствовать на земле, и начинает по этому признаку выделять и травить целые народы. Антисемитизм — лишь одна из его ветвей: сегодня под обстрелом и «люди кавказской национальности», и «неверные», и вообще любые иноверцы, которые не тому богу молятся. Но евреи стали первыми, кого гитлеризм стал уничтожать как нацию. За ними в очереди стояли цыгане и славяне — здесь стоит только начать. Поэтому президент России Владимир Путин сказал на международном форуме в Кракове, посвященном 60-летию освобождения Советской армией узников Освенцима: «Сегодня, спустя шесть десятилетий, мы воспринимаем холокост не только как национальную трагедию еврейского народа, но и как общечеловеческую катастрофу». Освенцим стал позором человечества, его клеймом, его больной совестью. А категория совести не знает разницы между украинцем, русским, евреем, турком или французом — она различает людей плохих и хороших, совестливых и бессовестных, гуманных и расчеловеченных. Она определяет людей по их отношению друг к другу независимо от цвета кожи.
Обо всем этом очень своевременно напомнил показанный по каналу «Россия» документальный фильм Алексея Шишова и Елены Якович «Мир после Освенцима». Освенцим, по убеждению авторов, — разделительная полоса в истории человечества, она поделила мир на «до» и «после» людоедства, случившегося в тихом польском городке. Но слова у нас, по определению другого классика, «ветшают как платье»: сегодня кадры гор скелетообразных трупов, сгребаемых бульдозером в кучу, уже примелькались и перестали будить совесть. И ужас людей, ловящих последние молекулы кислорода в газовых камерах, никто не хочет разделить хотя бы у телеэкрана. И горы женских волос, методично упакованных в пронумерованные мешки перед отправкой в «утилизацию», не вызывают ярости благородной. Россия стала циничней, она уже не хочет зубрить уроки прошлого, а строит казино для срывания сиюминутного удовольствия и, похоже, не думает о своем завтра.
Я смотрел картину и особенно остро чувствовал, как же далеко мы отмаршировали от нормальных моральных установок, если такой фильм и проходит не слишком замеченным, и показывается в «детское время», и резонанса в обществе не вызывает, как вызывал в 60-х «Обыкновенный фашизм». Я сравниваю не мастерство создателей, а значение их поступка — дать анализ самому глубинному из человеческих пороков — национализму, снова поставить перед людьми это тест-зеркало: «А ты-то склонен юдофоба уважать?».
Более того, в новых условиях этот фильм даже смотрится неким анахронизмом: напоминает об истоках человеконенавистничества, но выглядит гласом вопиющего в пустыне. Возможно, потому, что, боясь морализаторства, мы не только слово «мораль» незаметно вывели из общественного употребления, но сама эта категория стала как бы неактуальной?
Перед нами проходят кадры о том, «что война с нами сделала, подлая». Изможденные блокадные ленинградцы, везущие на санках трупы родственников — хоронить. Разрушенные русские города. А вот счастливый довоенный Киев, где никто не думал о национальности своего соседа. И Киев военный, где каждого четвертого жителя поставили вне закона — и сто тысяч наших сограждан были расстреляны в Бабьем Яре. Само это название когда-то набатом прозвучало в российских душах, о трагедии Бабьего Яра писали наши поэты, но сегодня там, где был овраг и где земля до сих пор удобрена человеческими телами, новое поколение гоняет мяч. Можно порадоваться, что время лечит раны. Но есть раны, которые, если о них забыть, вернутся к нам новой катастрофой.
27 января 1945 года части Советской армии вошли в Освенцим, и майор Анатолий Шапиро, командир штурмового отряда, первым открыл ворота гитлеровского концлагеря — он в фильме рассказывает о том, как наши солдаты входили в заполненные трупами бараки и каково было им видеть глаза немногих уцелевших в фашистском аду.
Картина напоминает о том, что безумие фашистской идеологии, меняя формы и обличья, то и дело поражает ныне живущих, и страна, когда-то писавшая на своих танках «Смерть фашизму!», сегодня взращивает бритоголовых молодчиков у себя дома. Но и в Германии 30-х все начиналось с невинных песнопений в пивных кабачках. С идей возрождения национального духа и достоинства. С тренировок штурмовиков и пробного поигрывания мускулами. И вот итог процесса: гигантская индустрия уничтожения людей. И мы снова в этом фильме, спустя много лет (нам давно это не напоминали) под песни Александра Галича штудируем во всех подробностях ее устройство.
Сделанная по идее президента Российского еврейского конгресса Вячеслава Кантора, эта картина, подобно кисти реставратора, возвращает краскам нашего времени ясность. Напоминая о судьбе одного народа, она говорит о проблеме, касающейся любой нации или расы. И вот, выступая на краковском форуме, президент Украины Виктор Ющенко рассказывает о своем отце, узнике Освенцима под номером 11 367, и призывает навсегда «замуровать дверь, откуда начинается дорога в ад». И вот звучит имя русской девочки Люды Бочаровой — одной из 238 тысяч детей разных национальностей, превратившихся в пыль Освенцима. Так было.
А так есть: в Петербурге опять нападение «на чужаков» — теперь на киргизских женщин. А в Москве не могут добиться пробуждения совести в парне, ворвавшемся с ножом в синагогу, — человек начитался нацистских интернет-сайтов и готов убежденно встать под черно-красные знамена. А в эфире уважаемого радио уважаемый писатель, вполне уже осмелев, пропагандирует юдофобство как нормальное состояние русской души.
«Споры этой болезни не уничтожены, — сказал на форуме Владимир Путин. — Даже в нашей стране, в России, которая больше всего сделала для победы над фашизмом, больше всего сделала для спасения еврейского народа, мы видим проявления этой болезни. И мне тоже стыдно за это».
Мир поглощен идеей толерантности и не замечает, что становится терпимым к нетерпимым. Но это значит, что если нетерпимые обретут власть, любой терпимости придет конец. И тогда «наш поезд уходит в Освенцим».