ENG

RUS

ENG

RUS

Комсомольская правда: Дмитрий Астрахан: Кино как прививка от чумы

На прошлой неделе по телевидению прошел премьерный показ фильма «Мир после Освенцима», снятый по идее Вячеслава Кантора режиссером Еленой Якович. Хочу сказать искреннее спасибо авторам фильма, потому что именно такое документальное кино нам сегодня необходимо.

«Почему? — могут спросить меня некоторые. — Что, в сегодняшней нашей жизни мало ужасов, мало причин для депрессий и нервных срывов? Зачем портить людям настроение воспоминаниями о далеком прошлом?» Я бы ответил им так: «А кто сказал, что все это осталось в прошлом? Кто сказал, что это уже никогда не повторится?» Накануне показа «Мира после Освенцима» иранский президент в очередной раз заявил, что евреев и их государство следует уничтожить, а в Вене судили английского историка, многие годы доказывавшего в своих книгах, что никакого холокоста, никакого геноцида евреев никогда не было. Накануне показа «Мира после Освенцима» российский МИД заявил о том, что собирается вести переговоры с организацией «Хамас», убившей за последние годы сотни ни в чем не повинных женщин и детей и открыто объявившей своей целью уничтожение Израиля.

Мы готовы смотреть голливудские «ужастики», в которых придуманный маньяк преследует придуманных жертв, но в мире происходили и происходят по сей день гораздо более страшные события. Почему же мы предпочитаем одни ужасы другим? Не потому ли, что правда об ужасах реальных нам иногда слишком неприятна?

«Да, — скажут иные, — было. Но зачем повторяться, зачем возвращаться к этой травме, зачем эту рану-то бередить? Зачем обращать внимание на высказывания безответственных политиков, псевдоученых и просто сумасшедших? Ведь все это — просто сотрясение воздуха, пустая болтовня…»

В моей студенческой жизни в Ленинграде был такой случай. В театральном институте сценическую речь нам преподавал Виктор Иванович Тарасов. Хороший русский человек. Но в его доме жил сосед, которому Виктор Иванович не нравился. Не известно почему — может быть потому, что он лучше мог излагать свои мысли или был лучше образован. И этот сосед все время угрожал моему учителю — говорил, что рано или поздно его убьет. Виктор Иванович обращался в милицию, а ему там говорили: «Да ладно, что вы больного слушаете!..» И вот однажды этот «больной» встретил Тарасова и его жену по дороге с работы домой и зарубил их обоих топором. А потом еще дострелил из двустволки.

Европейские лидеры середины тридцатых годов тоже без умолку говорили о том, что не стоит обращать слишком много внимания на политическую риторику нацистов — если с ними договориться и в чем-то пойти им навстречу, то Гитлер никогда не развяжет мировую войну (ну не идиот же он в конце концов?). Договаривались, уступали. И получили в итоге самую кровавую бойню всех времен и народов.

Сегодня Сапармурат Ниязов лишил большую часть русских пенсионеров, живущих в Туркмении, права получать пенсию, а заодно и многих других прав. Так что здесь мы тоже будем уступать и договариваться, прикрываясь какими-то призрачными «национальными интересами»? А ведь в Германии геноцид евреев начинался так же — с так называемых «Нюрнбергских законов», лишавших евреев сначала части гражданских прав, потом средств к существованию. Кончилось это лишением всех евреев права на жизнь.

Тот, кто грозит (требует, считает необходимым) уничтожить любой народ (евреев, арабов, русских, армян и т. д.), уже находится вне рамок человечества. Это преступник, и обходиться с ним нужно, как с преступником.

Мир наш напряжен до предела, он готов взорваться в любую минуту. Любое лишнее, непродуманное слово безответственных политиков, любая — как теперь уже ясно — неумная карикатура могут вызвать взрыв, последствия которого непредсказуемы. Особенно сейчас, когда в распоряжении «решительных» политиков уже не печи и газовые камеры, как в Освенциме, а атомная бомба и биологическое оружие.

«История, — писал Ключевский, — не учитель, а надзиратель. Она никого ничему не учит, зато всегда больно наказывает тех, кто не усвоил ее уроки». Об этом фильм «Мир после Освенцима», а не только о трагедии, произошедшей с европейскими евреями. И если у кого-то после его просмотра «портится настроение», это не беда. После прививок от чумы и оспы у людей тоже повышается температура. Но зато потом они не болеют.

В середине 90-х я снял фильм «Из ада в ад», в котором рассказывается о знаменитом погроме в городе Кельце (Польша) в 1946 году. Только что закончилась война. Шел Нюрнбергский процесс. Весь мир замирал от ужаса, слушая по радио и читая в газетах репортажи о зверствах нацистов. А в польской глубинке простые поляки вышли на улицы убивать евреев только за то, что они вернулись из лагерей и попытались поселиться в тех домах, которые у них отобрали эсесовцы, перед тем как отправить в концлагеря. Десятки людей погибли, попали в погромный ад, только что чудом вырвавшись из ада лагерного! Так вот, немцы показывают этот фильм по 3 — 4 раза в год по одному из главных своих телеканалов. Также, как и наш фильм «Бабий Яр», о том, как там сначала убивали евреев, а потом начали убивать украинцев, часть из которых (что скрывать!) одобрительно относилась к «окончательному решению еврейской проблемы». При этом немецкое телевидение не волнуют вопросы типа: «а будет ли рейтинг?», «а зачем людям портить настроение?». Потому что такие фильмы нужны не евреям — убитых уже не вернуть, — такие фильмы нужны самим немцам. Чтобы та кровь и тот стыд не повторились по их или чьей либо еще вине. Чтобы больше никого не убивали из-за иной формы носа или неправильного цвета волос.

Недавно — в День десантника — иду из своей монтажной по Зубовскому бульвару. Вижу: три пьяных верзилы в десантной форме окружили негра. Шапку с него сорвали. Не бьют еще, но типа «подшучивают». Парень абсолютно растерян, испуган. Смотрит по сторонам, ищет помощи у проходящих мимо людей. Ясно, что еще немного — и будут бить. Просто так — за то, что он негр. И люди проходят мимо, отворачиваются. Вроде, ничего не происходит, вроде так и должно быть. Я подошел к ним и говорю: «Что ж вы, ребята, за что ж вы его?..» Потом женщина какая-то прохожая ко мне присоединилась, тоже начала их стыдить. Десантники эти бросили шапку в грязь и ушли, то ли смеясь, то ли матерясь. Я говорю этому чернокожему парню: «Ты тоже, брат, нашел время здесь гулять!» Сказал и тут же подумал: «А почему ему нельзя ходить здесь или где-то еще? Неужели просто потому, что у него черная кожа?» Ведь глупость же это немыслимая. Глупость и стыд. Особенно для страны, победившей Гитлера. Но люди этой страны все продолжали идти мимо и делать вид, что все, что происходит вокруг, их не касается…

Дороги, приводящие целые народы к жерлам лагерных печей, начинаются как тропинки нашего ухода от реальности, как кривые дорожки нашего соглашательства и нашей трусости взглянуть правде в глаза. Чужого горя не бывает. И если кто-то создает машину, которая разделяет людей, то — будьте уверены — она в итоге заработает на их уничтожение.